Мою маму зовут Нунгейзер Марина Владимировна, родилась она в 1978 году в с. Вознесенка Венгеровского района. Воспитанием занималась её бабушка, Екатерина Ивановна, и именно она привила маме любовь к немецкому языку с детства. Бабушка учила её стихам немецких поэтов, и, как говорила моя мама, они с бабушкой часто разговаривали дома на немецком языке, в кругу семьи, поскольку вся семья его хорошо знала.

Моя прабабушка — Нунгейзер Екатерина Ивановна

Мой дедушка, Нунгейзер Владимир Яковлевич, родился 26 марта 1948 года в деревне Кузнецово Венгеровского района. Деревня Кузнецово раньше находилась на берегу реки Омка и была похожа на одну большую гору, но сейчас её уже нет. Мой дедушка был младший в семье, четвертый. Всего в семье было четыре брата, на данный момент дедушка из семьи остался один.     Мама дедушки, моя прабабушка Нунгейзер Екатерина Ивановна родилась в городе Саратове 24 апреля 1908 года. Она очень хорошо говорила на немецком (всё-таки это родной язык) и учила разговаривать на немецком других: всех своих детей, всех внуков. Как шутил мой дедушка: «Моя мама «заражала языком» всех, кто ей попадался!».

Мой прадедушка, Нунгейзер Яков Петрович, родился 19 ноября 1908 года в городе Саратове. 22 июня 1941 года прабабушка и прадедушка, как и все население СССР, узнали о нападении Германии на Советский Союз и начале Великой Отечественной войны. Последовала депортация немцев из европейской части страны в Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию. Видимость законности готовившемуся гигантскому по масштабам репрессивному мероприятию придал официально опубликованный Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года «О переселение немцев, проживающих в районах Поволжья».

Мой прадедушка — Нунгейзер Яков Петрович

Депортация поволжских немцев была осуществлена в период с 3 по 20 сентября 1941 года. Перевозка выселенных немцев осуществлялась главным образом железнодорожным транспортом, эшелонами.

Из воспоминаний прадедушки: «В начале сентября нам сообщили о выселении. Село окружили солдаты, и был объявлен комендантский час. Военные описали все имущество и дом, дали справку, что все сдано государству. Они обещали всем переселенцам на новых местах компенсировать потерю имущества. За четыре дня все село должно было быть готово выехать. С собой разрешалось брать только ручную кладь. Вечером подъехали военные на подводах, погрузили всех и вывезли всю деревню на станцию. В это время там собралось много народа. Это были немцы из близлежащих деревень. Всех погрузили в товарные вагоны по 80-100 человек с вещами и отправили неизвестно куда. Постоянно существовала проблема с пищей и водой. Спали на нарах, а то и просто на полу, постелив солому. Ехали все вместе: дети и взрослые, больные и здоровые. В пути люди умирали от болезней и холода. Сопровождали нас солдаты, выходить из вагонов запрещалось. Ежедневно проводились переклички. В дороге были месяц. Везли в Сибирь через Алма-Ату».

В условиях военного времени катастрофически не хватало рабочих рук. Подавляющее большинство мужчин, способных держать оружие, находились в армии. Естественно, что в этих условиях стали использовать на самых трудных работах те народы, которым не доверяли на фронте. Поскольку немцы шли в этом списке под номером один, с них и началось формирование строительных батальонов, колонн и так далее, известных в народе как «трудовая армия».

В 1943 году моего прадедушку, Нунгейзера Якова Петровича, как немца забрали в трудармию. В трудармии немцы жили в лагерях НКВД, а зачастую – на пустом месте в наспех вырытых землянках или саманных казармах-бараках. Бараки были земляные или из рубленых бревен, крыши из брезента, стены засыпаны опилками или шлаком. Освещения в них практически не было. Внутри бараков для сна оборудовались двухъярусные деревянные нары, которые не могли обеспечить нормальный отдых из-за большой скученности людей, проживавших в одном помещении. На одного человека в среднем приходилось чуть больше одного квадратного метра полезной площади. Подушки, одеяла и простыни не выдавались совсем. Половина мобилизованных немцев спали на голых топчанах, а остальные – на лохмотьях. Вместо одеял заворачивались в верхнюю загрязненную и рваную одежду. Немцы ходили в такой одежде, через которую было видно голое тело. Обуви не было у половины трудармейцев. Смертность была очень высокой.  Дедушка рассказал мне случай из жизни в трудармии его отца: «Однажды, ранним утром, мой прадед и его напарники пошли в лес на работу, который находился в пяти километрах! Дороги до этого леса не было совсем, снега было навалено выше пояса, той ночью была очень сильная метель.  Но они должны были работать.  Их заставили идти с бревнами, которые они напилили вчера. И вот они по этой дороге, обессилившие, с бревнами в руках, отправились в лес. Когда шли, останавливаться было нельзя, и при такой высоте снега было очень трудно шагать. Когда преодолели дорогу, примерно из 30 человек осталось только трое. Мой прадедушка, к счастью, остался. Люди просто спотыкались и задыхались под снегом, или же просто падали, обессиленные. Зимой людей не хоронили, а складывали штабелями у ограждения. Ежедневно идя на работу или с работы, люди видели эти труппы. И только весной земля оттаивала и всех умерших хоронили в одну могилу».

Из трудармии прадедушка вернулся только после войны, в 1945 году.  Когда он уходил в трудармию, то при росте 1.90 см. он весил 92 кг, а когда вернулся – 42 кг, и сам не мог даже ступить на порог, он был очень слаб и не было сил подняться.  Дедушка говорил, что отец не любил это вспоминать.         

Печальная судьба немцев в России и, в частности, трагические страницы военных лет и трудармии должны стать поучительным историческим уроком на будущее. Нельзя допускать произвола и жестокости к целым народам, точно так же, как и отдельным личностям.

Екатерина Волкова