В Москаленском районе Омской области на страницах районной газеты «Сельская новь» продолжаются публикации о земляках — трудармейцах. В период с января 1942 по май 1943 гг. Москаленским Райвоенкоматом было мобилизовано в трудовые колонны 2618 человек немецкой национальности. Сегодня в живых их осталось четырнадцать…  Как  живут они сейчас, какой вклад внесли они в приближение Великой Победы? Об этом нельзя не рассказать.

О. Щетинина,

местная немецкая национально-культурная автономия

 

Люди, судьбы которых попали в жернова репрессий, неохотно соглашаются рассказывать о том времени. Вот и Матрена Эмильяновна Матвеева (в девичестве Эшнер) спросила:

-Зачем вспоминать то, что без слез не вспоминается, то, что всегда с тобой и тебя не отпускает? А потом подумала и сказала: — Надо рассказать, чтобы сегодняшние дети, внуки и правнуки, знали, что не всегда был хлеб на столе…

Депортация

— Хлеб — это такое лакомство, такая драгоценность, что понять это можно, лишь пережив голод, — начала свой рассказ Матрена Эмильевна. — Мое детство и учеба закончились двенадцатого сентября 1941 года, когда нашу семью, как спецпереселенцев, отправили в эшелоне на восток страны. Жили мы до этого в деревне Порядино Верейского района Московской области. Я, десятилетняя девочка, училась в четвертом классе и ходила в школу с братьями и сестрами за три километра от дома. Папы уже не было, его забрали, как потом выяснилось, органы НКВД еще в 1936 году.

Отчетливо помню этот вагон-теплушку, набитый людьми, постоянные бомбежки. Этот липкий, обволакивающий страх. Мама нас четверых закрывает своим телом, прижимает и прижимает к себе. А дальше…

Наша семидесятидевятилетняя собеседница вытерла рукой набежавшую слезу. Помолчала и продолжила:

— Привезли нас в Южно-Казахстанскую область в поселок Ильичевский. Поместили несколько семей в одну комнату. Маму и сестру забрали в трудармию, а нас, детей, отправили работать на хлопковые поля. Вот здесь я узнала, что такое голод и камча. Казах-бригадир поутру поднимал камчой на работу, камча — это плетка, для тех, кто не знает. Особенно доставалось тем, кто заболел и ослаб.

 Трудармия — тяжелое и горькое испытание советских немцев годы войны. В течение 1942 года были изданы три Постановления Государственного комитета Обороны, касающихся призыва советских немцев в трудармию.

«…Всех немцев-мужчин в возрасте от семнадцати до пятидесяти лет, годных к физическому труду, высланных в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайские края, Казахскую ССР, мобилизовать в количестве до ста двадцати тысяч человек в рабочие колонии на все время войны…»

«…Установить нормы продовольственного и промтоварного снабжения для мобилизованных немцев по нормам, установленным ГУЛАГу НКВД СССР»

«…Дополнительно мобилизовать в рабочие колонии на все время войны всех немцев-мужчин в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет и пятидесяти одного-пятидесяти шести лет включительно…

…Одновременно провести мобилизацию в рабочие колонии на все время войны также женщин-немок от шестнадцати до сорока пяти лет включительно. Освободить от мобилизации женщин-немок беременных и имеющих детей до трех лет.

…Имеющиеся дети старше трехлетнего возраста передаются на воспитание остальным членам семьи, при отсутствии других членов семьи, кроме мобилизуемых, ближайшим родственникам или немецким колхозам». («Москаленская земля. Страницы истории». Н.Г. Поминова. Том 2-й)

— В день на человека выдавали сто грамм зерна, а было и ничего. За отработанный день ставили «палочку», а в конце года по «палочкам» выдавали три килограмма пшеницы. Мысль о том, что бы съесть, преследовала везде. Сейчас страшно даже вспоминать, что, когда в комнате кто-то умирал, мы думали: «Ну и хорошо, нам больше достанется!» А сколько умирало! Смерть всегда была рядом. Пили воду из арыка, где купались лошади, плавали нечистоты, — махнула рукой Матрена Эмильяновна. — Другой воды не было, а жара там страшная. Тиф свирепствовал, старшая сестра от него умерла. Я себя и своих спасала тем, что с поля приносила черепах, и мы их варили и ели. Этих черепах солдаты заготавливали, их собирали полную машину и везли на завод, а там консервы делали.

Нас родители воспитывали, придерживаясь библейских заповедей. Были трудолюбивыми и очень стеснительными, но пришлось меняться. Я из детей нашей семьи была самой шустрой, поэтому и попрошайничала, и даже, признаюсь, воровала у казахов айран (кислое молоко) из бурдюков и несла кормить своих. А что делать, надо было как-то выживать. Полегче стало, когда мама вернулась из трудармии.

Колхоз

— В Казахстан депортировали много людей различных национальностей. Сначала дичились друг друга, а потом сдружились, общее горе объединяло. Знаете, — горько усмехнулась Матрена Эмильяновна, — в память врезался день, когда до нас долетела весть о смерти Сталина. Такой пляски, такой лезгинки, которую танцевали сосланные грузины, выплескивающие всеохватывающую радость, такое ликование у людей, я больше не видела никогда. Пришло послабление, мы смогли переехать, хотя здесь же, в Казахстане жили.

Продолжала работать в колхозе, затем в 1954 году вышла замуж. Как тогда это делалось — два вечера посидели на лавочке, а на третий решили расписаться. Родила троих детей — дочку и двоих сыновей.

Имея четыре класса образования, всегда трудилась на тяжелых работах. Свой дом, огород, хозяйство. В конце восьмидесятых начались проблемы, обострился национальный вопрос. К тому времени я осталась без мужа. Продала дом и с семьями детей переехала сюда, в Омскую область, в Москаленки. Сестра уехала жить в Германию.

Москаленская земля

— Любой переезд тяжел. Не зря люди говорят, что переезд пожару подобен. Теряешь много из того, что нажил. Тогда 1991 году положила деньги от продажи дома на сберкнижку, в итоге осталась ни с чем. А при оформлении пенсии в стаж не засчитали трудовую деятельность в колхозе, только то время, что работала техничкой в школе.

Пришло время открыто говорить о репрессированных, появился закон, по которому предоставляются льготы. Начала собирать документы. Вот тут-то мытарства начались по новой.

Замолчала наша собеседница. Погладила любимого кота, который забрался к ней на колени. Видно было, что неприятна эта тема для нее в разговоре. Мы поговорили о погоде, о телепередачах, которые Матрена Эмильевна может только слышать, так как не видит и передвигается по дому на ощупь. Только потом она все же вернулась к «больной» теме:

-Тогда я бы бросила эти документы собирать, если бы не дети. Они помогли по инстанциям ходить. В бумагах должны сходиться все буквы и цифры, а тот, кто приехал с Казахстана знает, что в то время бумаги оформляли безграмотные люди. Мало того, что мое отчество перековеркано, но и имя — вместо Матильды записана Матреной. Собирала справки, чтобы в суде доказывать, что я — это я.

Надо сказать спасибо нашим социальным службам, ведь, благодаря им мне дали «Ветерана труда», хоть какие-то льготы к моей небольшой пенсии. Здесь мне вручили юбилейную медаль Великой Отечественной войны.

Я сейчас живу с младшим сыном Николаем, приходят дети, внуки, правнуки. Видеть не могу, только слышу. Слышу, как они уговаривают малышей покушать, съесть кусочек того или иного. Невольно вспоминаю себя… Нет, надо, чтобы нынешние дети знали, что такое хлеб! И могли оценить радость того, что он есть!

 

Наталья Рудницкая,

корреспондент газеты «Сельская новь»

Фото взято из статьи  «Драгоценности в шкатулке памяти», опубликованной на сайте 12.09.2011