Семья Япс жила до депортации в Житомире.

-Нас привезли в Алексеевку в двенадцать часов ночи, — продолжает рассказ Герта Фридриховна, утирая слёзы натруженными за долгую жизнь руками. -Завели к кому-то переночевать. Родители попросили разрешения занести в дом сумки, чтобы не оставлять их на улице. Но хозяева не разрешили это сделать. Утром у крыльца ничего не было. Всё, что у нас осталось — то, что было на нас одето.

Рассказывать об этом пожилой женщине нелегко. Воспоминания тревожат её сердце, заставляя вновь переживать то, что мозг предпочёл спрятать в самый дальний архив памяти. А мы снова и снова спрашиваем, с убеждением, что воспоминания нужны нашим детям, внукам, правнукам…

Начался голод. Маленькая Герта стала наниматься за любую плату в няньки к местным жителям. Когда стала постарше, перешла работать в колхоз — пахала на быках. Голодовали до тех пор, пока Герта не устроилась работать на молоканку.

-Папу к тому времени забрали в трудармию. Моя работа нас всех спасала. Мне разрешали брать по два литра обрата. Когда мама приходила забирать его, ей давали выпить ещё одну кружку, там, на месте, — вновь возвращается в своё детство Герта Фридриховна.

В сорок первом семью покинул и брат Лейнард — призвали в армию. Он не вернулся с войны, до сегодняшнего дня близкие ничего не знают о нём. Семнадцатилетняя Герта перешла работать на элеватор. К тому времени семья перебралась в Москаленки.

-Грузили вагоны зерном. Грузили вручную: по трапу на спине поднимали контарные мешки по семьдесят килограмм, высыпали из них зерно и так загружали вагоны. Мы были тогда такие хрупкие… голодные… совсем ещё дети.

Тишина. Слёзы застилают глаза рассказчицы…

В сорок втором году Герту и Ольгу Бойченко отправили в Ленинград сопровождать эшелон с зерном.

-Я не помню, как выглядела моя подруга, но помню, как её зовут, — продолжает Герта Фридриховна. -Помню, как на очередной остановке, уже под Ленинградом, к эшелону подходили люди: серые лица в серых одеждах. Они молчаливо протягивали ладошки, в которые мы, нарушая закон, насыпали зерно. Кто-то ел сразу, торопясь, рассыпая драгоценные зёрна. А кто-то прижимал руки к груди и "растворялся" в ночи, унося эти несколько зёрнышек, наверное, своим близким. Им давали, а сами не ели — нельзя было. Я помню их…

"Только не плакать", — гладит по руке свою маму дочь Людмила. -Давайте я чуть-чуть помогу ей.

-Не расскажешь всего, — вступает в разговор Людмила Андреевна Эрлих, в девичестве Япс. -Про войну, про голод и каннибализм в разрушенных войной деревнях и городах, про репрессии и геноцид в военное время написано много, только читают наши современники об этом не часто. То, о чём пишут документальные источники, прожила моя мама.

-В какой-то момент мама Герты — моя бабушка — Вельмина, поняла, что их ждёт неминуемая голодная смерть. Было, что дать покушать детям на завтра и послезавтра, а больше не было. Собрались: Вельмина, её дети — Герта и Игнат, запрягли лошадь и поехали к родителям мужа в Казахстан. Останавливаться на ночлег старались на станциях, под фонарями, чтобы свет отпугивал злых людей, которые могли украсть лошадь, — рассказывает Людмила Андреевна. -До места, покуда была в котомочке еда, добраться они не успели. В очередную ночёвку бабушка разломала последнюю горбушку, поделив её на три равные части, и сказала: "Больше у нас ничего нет. Давайте помолимся о том, чтобы Бог простил нас за всё"… Вдруг все увидели, что по рельсам, которые "выхватывал светом" фонарь, кто-то идёт и машет шапкой. Это — чтобы не сбиться с дороги, пешком из трудармии возвращался домой Фридрих Япс.

Восстановившаяся семья вернулась домой — в Москаленки.

Были в жизни Герты Фридриховны ещё и годы комендатуры, когда ходили пешком в Алексеевку отмечаться, и послевоенное голодное время, и годы, когда росли её восемь детей: семь дочек и сын, волею судеб без постоянного мужского участия.

-Теперь я уже большая, — с кроткой улыбкой говорит Герта Япс.

За этими словами мелькает, как кинолента, трудная жизнь этой удивительно стойкой девочки, девушки, женщины.

Выросли, нашли своё место в жизни её семь девочек: кто-то живёт в Москве, кто-то в Омске, для кого-то Родиной стало небольшое село Звездино. Теперь уже не страшны голод и холод — дети с любовью заботятся о ней. Рядом всегда дочь Людмила — они уже пятнадцать лет живут вместе. Не оформляли они для своей мамы документы, подтверждающие статус — "репрессированная", льготы на лекарство. "Зачем? — рассуждают близкие, — в защите государства она нуждалась, когда была маленькая, а теперь мы её защищаем, и "ворачиваем" ей добро и любовь, которыми она щедро одаривала нас".

Теперь Герта Фридриховна Япс — "большая". Ей в марте исполнился девяносто один год. Только показалось, что её душа всё же сродни ребёнку  —  всепрощающая и искренне верящая в то, что мир вокруг  —  добрый и светлый.